Миша...Извне...как многому ты научился у Миши...Фило?

Не мерил.

Фило
ЧАсики клевые!

Это не часики, это браслет, и вообще, это мне подарочек))))))))))))))))))))))))))))

Во  время  моей  поездки  у меня  сломалась  машина  на
окраине города и в течение трех дней мне пришлось оставаться
в  нем,  пока  длился ремонт.  Напротив  автомастерской  был
мотель,  но  пригород всегда действовал на  меня  удручающе,
поэтому  я  остановился в восьмиэтажной гостинице  в  центре
города.
     Мальчик-курьер  сказал мне, что в отеле есть  ресторан,
и,  когда  я  спустился туда поесть, я  обнаружил,  что  там
имеются  столики  снаружи  на улице.  Они  довольно  красиво
располагались  на  углу  улицы под  низкой  кирпичной  аркой
современных  линий.  Снаружи  было   прохладно  и  там  были
свободные  столики,  однако  я  предпочел  сидеть  в  душном
помещении.  Входя я заметил, что на бревне перед  рестораном
сидит группа мальчишек - чистильщиков обуви, и я был уверен,
что  они  станут преследовать меня, если я сяду за  один  из
наружных столиков.
     С  того места, где я сидел, мне была видна через стекло
эта  группа  мальчишек. Пара молодых людей заняла  столик  и
мальчишки  окружили  их, прося почистить их  обувь.  Молодые
люди  отказались, и я был удивлен, увидев, что мальчишки  не
стали  настаивать,  а вернулись и сели на свое место.  Через
некоторое  время трое мужчин в деловых костюмах поднялись  и
вышли,  и  мальчишки,  подбежав к их  столику,  начали  есть
остатки  пищи. Через несколько секунд тарелки были  чистыми.
То  же  самое  повторилось  с объедками  на  всех  остальных
столах.
     Я  заметил,  что дети были весьма аккуратны;  если  они
проливали  воду,  то  они промокали ее  своими  собственными
фланельками  для чистки обуви.. Я также отметил  тотальность
их  уборки  съестного.   Они   съедали   даже  кубики  льда,
оставшиеся в стаканах, лимонные дольки из чая, кожуру и т.п.
Не было совершенно ничего, что бы они оставляли.
     За  то время, что я был в отеле, я обнаружил, что между
детьми  и  хозяином ресторана существует  соглашение:  детям
было  позволено  околачиваться  у  заведения  с  тем,  чтобы
заработать  немного  денег  у посетителей, а  также  доедать
остатки  пищи на столиках с тем условием, что они никого  не
рассердят  и ничего не разобьют. Их было одиннадцать человек
в  возрасте от пяти до двенадцати лет, однако самый  старший
держался  особняком  от  остальной   группы.  Они  намеренно
отталкивали  его,  дразня  его частушкой, что  у  него  есть
лобковые  волосы  и он слишком стар, чтобы находиться  среди
них.
     После  трех  дней  наблюдения за тем, как  они  подобно
стервятникам бросались на самые непривлекательные объедки, я
искренне  расстроился  и покинул город с чувством,  что  нет
никакой надежды для этих детей, чей мир был уже раздавлен их
каждодневной борьбой из-за куска пищи.
     -  Ты  их  жалеешь? - воскликнул дон  Хуан  вопрошающим
тоном.
     - Конечно, жалею, - сказал я.
     - Почему?
     - Потому что я озабочен благосостоянием окружающих меня
людей. Эти мальчики - дети, а их мир так некрасив и мелок.
     -  Подожди. Подожди. Как ты можешь говорить, что их мир
н е к р а с и в    и    м е л о к ?    -  сказал  дон  Хуан,
передразнивая  мое  выражение.  - Ты думаешь, что  твой  мир
лучше, не так ли?
     Я сказал, что так и думаю, и он спросил меня, почему. И
я  сказал  ему, что по сравнению с миром этих детей мой  мир
бесконечно  более  разнообразен  и   богат  развлечениями  и
возможностями  для  личного удовлетворения и развития.  Смех
дона  Хуана  был  искренним и дружеским. Он  сказал,  что  я
неосторожен  с тем, что я говорю, что у меня нет возможности
измерить богатство и возможности мира этих детей.
     Я  подумал, что Хуан просто упрямится. Я  действительно
думал,  что  он становится на противоположную  точку  зрения
просто  для  того, чтобы раздражать меня. Я искренне  верил,
что  у  этих детей нет ни малейшего шанса  для  интеллектуа-
льного роста.
     Я  еще  некоторое время отстаивал свою точку зрения,  а
затем дон Хуан спокойно спросил меня:
     - Разве ты не говорил мне однажды, что по твоему мнению
величайшим  достижением  для человека будет стать  человеком
знания?
     Я  говорил  так и повторил вновь, что, по-моему,  стать
человеком  знания - это одно из величайших  интеллектуальных
достижений.
     -  Так  ты  думаешь,   что   твой   очень  богатый  мир
когда-нибудь  поможет тебе стать человеком знания? - спросил
дон Хуан с легким сарказмом.
     Я  не  ответил, и тогда он задал тот же вопрос  другими
словами  -  оборот, который я всегда применял к нему,  когда
считал, что он не понимает.
     -  Другими  словами,  - сказал он,  широко  улыбаясь  и
очевидно  видя,  что  я осознаю его игру, -  могут  ли  твоя
свобода  и  твои  возможности помочь  тебе  стать  человеком
знания?
     - Нет, - сказал я с ударением.
     -  Тогда  как же ты можешь чувствовать жалость  к  этим
детям?  -  спросил он серьезно. - любой из них  может  стать
человеком  знания.  Все  люди знания, которых я  знаю,  были
детьми,  подобными  тем,  которых   ты  видел,  подъедающими
объедки и вылизывающими столики.
     Аргумент  дона Хуана дал мне неприятное ощущение. Я  не
чувствовал  жалости  к  этим обделенным  привелегиями  детям
оттого,  что  им не хватает пищи, но жалел их за то, что  по
моим  расчетам  мир  уже приговорил  их  к  интеллектуальной
неадекватности. И, однако же, по расчетам дона Хуана, каждый
из  них мог достичь того, что я считал вершиной человеческих
интеллектуальных  достижений  - стать человеком знания.  Мои
причины к тому, чтобы жалеть их, были необоснованы. Дон Хуан
точно поддел меня.
     -  Может  быть, ты и прав, - сказал я. - но  как  можно
избежать  желания, искреннего желания помочь окружающим тебя
людям?
     - Как же, ты думаешь, им можно помочь?
     -  Облегчая их ношу. Самое маленькое, что можно сделать
для окружающих нас людей, так это попытаться изменить их. Ты
ведь и сам занимаешься этим. Разве не так?
     - Нет. Этого я не делаю. Я не знаю, что менять, и зачем
менять что-либо в окружающих меня людях.
     -  А  как насчет меня, дон Хуан? Разве ты не учил  меня
для того, чтобы я изменился?
     - Нет. Я не пытаюсь изменить тебя. Может случиться, что
однажды  ты  станешь человеком знания - этого  никак  нельзя
узнать  - но это не изменит тебя. Когда-нибудь ты, возможно,
сможешь   у в и д е т ь    людей в другом плане, и тогда  ты
поймешь, что нет способа изменить что-либо в них.
     - Что это за другой план виденья людей, дон Хуан?
     -  Люди  выглядят по-другому, если  их   в и д и ш ь .
Маленький  дымок  поможет тебе  у в и д е т ь    людей,  как
нити света.
     - Нити света?
     -  Да, нити, как тонкая паутина. Очень тонкие  волокна,
которые  циркулируют  от  головы  к  пупку.  Таким  образом,
человек  выглядит, как яйцо из циркулирующих волокон. А  его
руки и ноги подобны светящимся протуберанцам, вырывающимся в
разные стороны.
     - И так выглядит каждый?
     -  Каждый. Кроме того, человек находится в контакте  со
всем остальным, не через руки, правда, а через пучок длинных
волокон,  вырывающихся  из  центра его живота.  Эти  волокна
присоединяют  человека  ко всему окружающему; они  сохраняют
его  равновесие; они придают ему устойчивость. Поэтому,  как
ты  сможешь   у в и д е т ь    когда-нибудь, человек  -  это
светящееся  яйцо,  будь он нищим или королем, и нет  способа
изменить  что-либо,  или,  вернее,   что  можно  изменить  в
светящемся яйце, а?

Привет